Колеса той эры
Колеса той эры
Мне как раз исполнилось восемнадцать в 1958 году, только права получил. В Москве на Пушкинской улице, что параллельно Петровке, у магазина запчастей, где можно было приобрести недостаток на такие Новинки Автопрома как EMW, Simson и AWO (в то время они поступали в СССР по репарации, как в страну, победившую фашизм), я его в первый раз и увидел...
Около магазина, как позволяла длина улицы и ближайших переулков, основалась тогдашняя мототолкучка «номер один». Он подъехал на собственном по-неземному сверкающем Бмв R51SS 1939 года выпуска. С трудом продравшись через массу зевак, я разглядел это волшебство поблизости. Байк был точно лучше нового, поэтому как на заводах Баварии в 1939 году так не делали. Он сиял. То не был сияние блестящей кровати – Бмв светился на солнце как отлично ограненный алмаз, излучал какую-то невздыханную невинность, мягенькую мышиную серость картера и головок мотора. С идеальным вкусом и только там, где необходимо, наложен хром, где нужно – краскаѕ Это позже я вызнал, что весь алюминий был отпескоструен, а темная, зеркальной глубины дюпоновская нитра («синтетики» в те времена не было, а то, где он достал «Дюпон», неизвестно) положена в 12 слоев кистью, с промежной недельной сушкой каждого слоя, вышкуриванием в конце и следующей располировкой. (Как-нибудь об этом нужно бы написать раздельно книжку.)
Сидячий в седле «пятьдесят первой» ни с кем не говорил и не отвечал на всякие дурные вопросы, типа где таковой взял либо «скока заплатил». Человек в седле милостливо позволял себя с байком рассматривать. Он млел, как таракан от дуста, и щурился, как от броского солнца, – пожинал плоды трудов собственных. На таком аппарате имел полное право.
Я сходу сообразил, моего с ним разговора не получится: со мною станут разговаривать лишь на равных. А для этого я должен посиживать на кое-чем схожем.
...Прошел год. Толкучку тут прикрыли (все-же самый центр Москвы), она переехала на Спартаковскую площадь. Вот это было авторитетное толковище! Чего и кого тут только не было! Рабочую неделю я не жил – ожидал субботу с воскресеньем: исключительно в эти деньки работала толкучка. Очень рано уже прогуливался по ее рядам.
Боже мой, какое богачество! Закрученые в промасленную бумагу новые харлеевские цепи, здесь же в желтоватых фирменных коробках поршневые кольца и поршни, новые коленвалы и цилиндры. Поставки техники и запчастей из Америки в СССР по ленд-лизу во время войны, невзирая на стршные бомбежки конвоя кораблей в океане, были постоянными, не то что в следующее мирное время. Для тех, кто не знает: наша доблестная полиция после войны вся «присела» на «Харлеи», и «железа» на их было море. Позже, в 60-х, милиционеры ездили на М-72ѕ Но это совершенно другой рассказ.
Итак, иду по толкучке. Вот мотор от «Цюндаппа» – «четверка»-оппозит, уникальность даже для тех богатых на трофейное «железо» дней. Коляска с приводом от Бмв R75 «Сахара». А вот и сам байк уже в комплекте со собственной известной каской, воздушным фильтром на бензобаке. Пошли ряды британских байков: BSA Gold Star со известными 3-мя ружьями на эмблеме, Norton, Matchless, Ariеl–«пятисотка»...
А это что там – до боли знакомое? Кто-то робко приткнул байк к тротуару, он почему-либо с одной брезентовой (не кожаной) харлеевской сумкой на боку, а на ней через грязь просвечивает: «1942». Ух ты, так это ж по-богатому, обширно раскинувши цилиндры мотора-оппозита, стоял Бмв R66 аж 1939 года выпуска! Продавал его (это я позже вызнал, когда познакомились ближе) Николай Иванович Завадский, ближний родственник известного театрального режиссера. Мотик шел с комплектом новых цилиндров и номинальных поршней с кольцами, к ним еще пара «юзаных», но полностью рабочих клапанных головок. Все совместно это стоило 750 рублей. Я его желал взять здесь же! Но при моей тогдашней заработной плате 90 рѕ Но побеседовали, стукнули по рукам – и я понесся занимать Энциклопедия грузовых автомобилей.
В ту ночь мне снился ужас. Мерзкой внешности крез с 800 рублями перебил мою договоренность с Завадским: Николай Иванович, беспокоясь о том, вроде бы не соскочил с крючка этот ненормальный богатей, согласился реализовать Бмв. Байк того не желал – байк грезил стать моим. А поэтому неимоверно мучился: масло перло из всех щелей, он смотрелся как одичавшая, наполовину обглоданная собака, которую не успели доесть...
А вот я уже в тихом дворике на Самотеке*, на лавке под старенькым раскидистым деревом с Алексеем Ильичем Крупениным (помните, тем, что восседал на ослепительном Бмв R51?). Меня приняли, со мною говорят – так как рядом стоит моя «шестьдесят шестая». Он был потрясающим рассказчиком, я – признательным слушателем: открыв рот, всеми порами впитывал каждое его словоѕ. Мне разъясняли, как верно делать байк.
Крупенин обладал некий обезумевшой энергетикой, она практически притягивала к нему людей, при этом людей ему подходящих. К примеру, ищу я на толкучке диск сцепления к собственной «шестьдесят шестой» (шлицы полетели). Месяц ищу, 2-ой – безрезультативно. Стоило ему показаться на Спартаковской, к нему подваливают двое, оба предлагают по новенькому диску. А у него и без того всякого подобного железа много. Но это все семена. Крупенин поведал, каким образом к нему попали два мотора Бмв. Если б я их не лицезрел своими очами, поразмыслил бы, что мне запаривают мозги очередной рождественской сказкой.
– Был у меня R71.** Подъезжаю на нем к рынку – за зеленью приехал (в те времена это означало только то, что означало – за петрушкой и укропом). Подходит некто в кителе капитана авиации и гласит: «У меня на аэродроме издавна валяются два мотора с какими-то необычными блестящими головками. Изменяться будешь? Я здесь послушал твой мотор – нравится мне, как он работает, мягко, бесшумноѕ (Еще бы, он же нижнеклапанный!) Махнем?
– Привози – поглядим, – с интонацией абсолютного безразличия отвечает Алексей Ильич. Старенькый зубр сходу сообразил, что ему предлагал капитан.
Скоро во двор въехал «студебеккер» с стальным кузовом, двое солдатиков разгрузили пару совсем новых моторов: один – к Бмв R51, другой – Бмв R66. Крупенин, стараясь унять дрожь в руках, через 15 минут выдернул движок из рамы собственного R71. И все счастливы!
Изумительна судьба этого человека. 17 лет проработал акробатом в цирке, нижним. У Крупенина был трюк, который до сего времени никто не повторил. На лбу он держал перш (другими словами шест), на нем другой акробат – в стойке на одной руке. Алексей Ильич садится на ковер, а позже, раскинув руки, на одной ноге (!!!) подымается. Представляете, какая мощь в его мышцах!.. Но любовь к механике пересилила. У него от природы были не только лишь нечеловеческой силы ноги, но еще золотые руки и совсем, извините, «сучье» терпение. Знали бы, с каким старанием и тщательностью он вылизывал каждый микрон деталей – как та сука собственных новорожденных щенков. Он не мог открыть сезон, пока не был выточен из нержавейки и отполирован последний болт для крепления номерного знака.
Какие он делал вещи! (Правда, не бескорыстно, но на данный момент не об этом.) Я, к примеру, дал ему Подвескаивную, с задним маятником серпуховскую раму (одичавшую уникальность в те деньки – их делали в КБ в Серпухове только для Подвескасменов) в обмен на пару карбюраторов, у каких на крышках поплавковых камер было написано: Fischer, Frankfurt am Main.
После проведеной им, Крупениным, реставрации они стали на порядок лучше фирменных. Карбюраторы были из бронзы, с крупенинскими томными, кропотливо притертыми по месту, тоже бронзовыми, но блестящими заслонками, которые прогуливались фактически без всякого зазора в собственных колодцах. Изготовлено на века! Иглы – с углом конуса, величину которого знал только он. А еще распылители, жиклерыѕ Все по высокому уровню! Только установив такие карбюраторы, я сумел так отрегулировать до того момента безрассудные холостые обороты, что когда жизнь мотора, казалось, в правом цилиндре замирала, вопреки логике, через несколько секунд вдруг возрождалась в левом. Оппозитный мотор на малых оборотах величественно, медлительно качал цилиндрами, как ушами. В те годы это было очень стильно (на данный момент произнесли бы – круто). Никакой рамы не жаль за такие карбюраторы!
Крупенин числился личностью, непременно, незаурядной, но нрав у этой личности был не сахар. Ужаснее, чем у меня. Мы ссорились за время нашей дружбы всего два раза, но не общались длительно. В первый раз ссора случилась, когда при очевидцах я его объехал на собственной «66-й». При этом я вез пассажира, и пассажир весил 130 кг. Крупенин на собственном ослепительном Бмв R51SS, о котором по Москве прогуливались легенды, на Рижском мосту отстал от меня на два корпуса байка. Мой «заряженный» мотор выиграл эту дуэль у совершенно изготовленного, но стандартного мотика. Сами задумайтесь, на моем стояли цветки, переточенные из выхлопных волговских клапанов на «всосе» и на выхлопе поперечником 40 мм против его стандартных 36 мм. Отверстия в моих жиклерах были такими, что через их можно было черной ночкой просто рассматривать звезды. И цилиндры моего байка отторцованы на пару мм каждый – под самый тогда крутой 92-й бензин. «Аппетит» у байка – будь здоров, но он и ехал 150 км/ч! Деньком и ночкой, в всякую погоду! И не нужно «ха-ха»! Понимаю, сейчас эта цифра вас не потрясает. Скажу больше, мой сегодняшний «литровый» «джиксер» тоже едет 150 км/чѕ на первой передаче. Но ведь то был 1960 год, тогда и я царил на улицах Москвы.
В тот денек мы расстались, не попрощавшись, и он пропал из моей жизни на целый год. 2-ой раз мы повздорили кое-где в 62-63-м годах из-за ручки газа.
Его товарищу, заслуженному вертолетчику СССР, отец (он служил послом в Австрии) привез байк – 1-ый из послевоенных, новый Бмв R50. Эта «пятисотка» ехала так для себя: помню, я просто «ободрал» ее в туннеле под Маяковской площадью. Но Крупенину в байке больше всего приглянулась «магуровская» ручка газа, и он смог упросить обладателя байка снять ее на пару дней, чтоб снять с нее чертежи.
В КБ, где он работал, инженеры отказались сделать чертежи за настолько маленький срок. Ручка и впрямь была сложной конфигурации, заготовку ее сделали способом четкого литья. Внутренность ее более сложна. Тончайшая цепочка сложным движением по эпюре тянула золотник на два троса. Все это приводилось в движение планетарной шестерней, передовавшей усилие на хвостовикѕ Короче, механизм непростой.
Плюнув на непокладистых инженеров, Крупенин наточил кучу фрез под все радиусы и радиусочки, которые только были у ручки, и снял чертежи с шестерен в одиночку. Больше того, он от себя добавил в конструкцию круговые подшипники (от какого-то авиационного гироскопа) с такими маленькими шариками, что собирал все, пользуясь лупой. Корпус ручки сделал не из какого-то дешевенького силумина, как германская, а по-нашему, по-русски – из бериллиевой бронзы, а после отделки деталь отхромировал.
С этой ручкой Алексей Ильич выиграл на спор не одну бутылку коньякаѕ Как мы останавливались в какой-либо тусовке, здесь же подкатывали знатоки и, естественно, давай крутить ручку. «Что-то она у тебя подозрительно просто оборачивается, – гласит спец, – пустая что ли?» – «Чего ей не вертеться! Мне произнесли, она на подшипниках», – потупив взор, отвечал Крупенин. Когда все отсмеются, спец заявляет: «Я этих ручек перебрал кучу, а ты мне песни поешь про какие-то там подшипники. Сам-то ее разбирал?» – «Да нет». – «Тогда, может, замажем?» – «Ну, давай, – вроде бы нехотя соглашается Алексей Ильич. – Я, правда, предпочитаю армянский. Ты сгоняй за парочкой бутылок, а я пока ручку разберуѕ» Крупенин не спился только поэтому, что не пил вообщем.
Итак вот, как-то у него дома я с нахальством, характерным юности, на голубом глазу брякнул: «Сделай и мне такую же ручку». Что с ним стало! Всегда уравновешенный, он заметался по комнате, затопал, закричал: «Да ты представляешь, сколько стоит мой рабочий денек?! А ты в курсе, что я ее год мастерил»!.. Он еще длительно выл на предмет того, что у него весь цех завален приспособлениями только для одной штамповки и сборки микроскопичной цепочки!.. В конце концов, мне надоело все это слушать, и я безжалостно огрызнулся. «Да за то время, что ты гандобил ручку эту злосчастную, мог бы надфилем картер мотора выпилить из целого кусочка алюминия». После того мы с ним не говорили еще несколько лет.
В стране, до гортани застегнутой в мундир КГБ, – три раза окаянный «железный занавес». Но мы, мотоциклисты, уже тогда знали, что на свете есть кое-что лучше наших долбанных «Ижей». Какая-то малая информация о байках все таки сочилась через ржавье несчастного занавеса...
Два часа ночи, звонок. Вы, небось, вздрогнули бы и потянулись за телефоном? Тогда же не было даже домашнего телефона – звучал звонок дверной: «Собирайся, «Мото-Сайкл» пришел». Прыгаем на Новинки Автопрома, заезжаем за товарищем, знающим британский язык, – и вот уже он с триммером в руках, как сексапильно озабоченный рассматривает жесткое порно, осторожно переворачивает странички. Время от времени удавалось выпросить, выменять либо просто купить страничку с понравившейся статьей. Тогда на моей стенке в 4-метровой комнате и возникало изображение новинки с растленного Запада... Чуток позднее, уже в 70-х, прибегали к другому варианту. Представьте, научно-техническая библиотека, безо всякой рекламы и вывески она затерялась в большом древнем доме, как раз напротив Сандуновских бань.
Разработка «работы» с журнальчиком ординарна как орешек. Для начала необходимо было молчком попросить (проще – украсть) всего один журнальчик. Как правило это происходило раз за месяц по так именуемым открытым денькам, когда все журнальчики раскладывали на столах – выбираешь хоть какой и по-тихомуѕ В будни просишь подписку за год, выдергиваешь понравившийся журнальчик, на его место кладешь прочитанный. Девушка-библиотекарь пересчитывает журнальчики, их, как положено, двенадцать. Она уносит подписку в архив, я новый журнальчик – домой... Да простят меня служительницы библиотеки: я ведь позже возвратил все журнальчики после того, как прочел их дома, не спеша...
В одном из их увидел Бмв с фронтальной маятниковой вилкой – и захворал. Почему такую же вилку не сделать здесь, у нас! Способности были, и не малые – в те времена в стране еще не всех мастеров и профессионалов передушили.
Мой компаньон работал в авиационной туполевской фирме. В ней можно было и черта сделать, не то что вилку. Но как этого черта вынести через проходную? Мы с дружком разработали чертежи маятника с таким расчетом, чтоб, когда его изготовим, можно было упрятать под одежкой: маятник был должен разбираться на маленькие Ремонт и эксплуатация. Такие металлоискатели, какие есть на данный момент – те, что сканируют во весь рост – не существовали, «рентгеном» работали только тетки-вахтершиѕ Чтоб сконструировать вилку, сделали мощнейший стапель, в нем сварили маятник из хромансилиевых труб 30ХГСА, позже, не снимая его со стапеля, в печи сняли напряжение металла (восстановили) и только после того, разобрав по частям, вынесли маятник с заводаѕ Согрешили, было. Но не против людей – против античеловеческих порядков, установленных по эту сторону «железного занавеса». Никто не мог творить – ни те, кто, как мы, работал с «железом», ни те, кто работал кистями либо резцами. Жить «иначе» означало шаг в сторону, за который – экзекуция. Грешить приходилось – «занавес» вынуждал.
ѕСейчас уже меня, как когда-то Крупенина, ожидала масса на толкучке. Она, кстати, снова переехала – в Останкино. Сейчас уже я надменно отворачивался от местного «сказочника Андерсена». Тот лупил себя кулаком в костистую грудь и выл – дескать, у 1-го деда в недалекой деревне в сарае стоит вточности такой же, да нет, даже лучше – новый, в ящике, в масле, только-только нужно отмыть куриный пометѕ Я таких балагуров научился «лечить». Это просто: как тот заткнется, я указываю на заднее седло – садись, мол, проедемся до той деревни. Он сходу начинает крючиться, как будто ему в пятую точку сыпанули патефонных иголок – дескать, на данный момент не могу, малыши ожидают, и каша на плитеѕ И под гогот толпы растворялся в толчееѕ А те, что оставались, благоговейно трогали байк, меряли и зарисовывали мою гордость – фронтальный маятник: все желали таковой же.
Произошел и смешный случай с одним из таких самопальных маятников (собственный я легитимно считал фирменным), который чуть ли не окончился катастрофически. Мой приятель-таксист приехал в Останкино на машине с шашечками присмотреть для себя байк. Достойный, как казалось с первого взора, аппарат стоял в ряду других: с большущим оппозитом М-75 (существовали такие наши Подвескаивные моторы с очень прекрасными головками, а-ля R75) в мягенькой раме и, что самое главное, с фронтальным маятником. Тот маятник и стал решающим аргументом для моего компаньона в пользу покупки.
Осталось машинку опробовать. Ранее торговцы на рынке решались на «тест-драйв» проще, так как так, как на данный момент, Новинки Автопрома не «перли». Ключ в замок, несколько ударов ногой по кику иѕ Я поздно спохватился: когда байк уже отъезжал, я проф взором (сколько этих байков переработал!) увидел, что колеса не в одной плоскости. Я свистнул – но компаньон был уже далековато...
Одинокое такси стояло на издавна опустевшей толкучке, а его владелец все не ворачивался... Байк мы отыскали километра за три, прислоненным к фонарному столбу. К нему уже ворачивался, слава богу, живой, но с руками, перебинтованными по самые плечи, мой компаньон. На его лицо лучше было не глядеть – оно стало неузнаваемымѕ Но хоть в чем либо ему должно было в сей день повезти. И ведь подфартило: он ляпнулся как раз напротив головного входа в поликлинику. Я мог бы и не спрашивать, что случилось – он сам произнес: раскидало на 100 20: «Не «стоит» на дороге ни хрена этот маятник, мама его...»
Но это еще не все. Ему предстояло отогнать машину в парк, а обе руки не гнулись, болели и кровоточили. Я сел за руль, довел машину до парка. «Ты только перед воротами ее ровно поставь, – просил он, – я отожму сцепление, ты воткнешь передачу и уходи – далее сам. А то у нас строго»ѕ Из-за угла я следил картину: вышел «вратарь», заглянул в водительское окно и еще длительно прогуливался вокруг автомобиля. Позже вроде бы сам для себя гласит: «Пятнадцать лет стою на воротах, всякого повидал, но чтоб вот так – машина цела, а шофер на осколки – вижу впервые...»
Самый достойный из послевоенных байков, на котором я проехался, был британский «литровый» «Ариэль». Я его сам товарищу и сосватал. На свою голову. Байк достаточно длительно принадлежал одному из личных сторожей Берии. Большой, видать, был любитель. Не стану вдаваться в подробности, но когда мой компаньон заехал на нем ко мне во двор, я сообразил, что сделал роковую ошибку: похоже, думаю, мое приемущество на улицах Москвы кончилось. Байк смотрелся классно: темный, большой, с коляской-качалкой и на «сухой» раме. Но мотор!...
Сумрачная «квадрочетверка», с воздушным остыванием! Другими словами 4-х цилиндровый мотор с расположением цилиндров два впереди и два сзади в одном металлическом блоке. Денек был не горячий, но на огнедышащий мотор, где пара задних поршней выдавали жару не меньше, чем мартеновская печь, жутко было глядеть. Если на него плюнуть, то до ребер цилиндров ничего не долетало.
И вот что я слышу: мой дружок в предвкушении реванша за многолетние проигрыши в заездах, хищно усмехнувшись, заявил: «Сейчас отцеплю коляску – и айда на шоссе!»
Стартуем. 1-ая, 2-ая, 3-яѕ Ничего подобного со мной не бывало ни до, ни после. Из-за стршного воя «четверки» (мы выехали, само собой, без шлемов) я впал в полную прострацию и напрочь запамятовал про четвертую передачу – и «Ариэль» на собственном классном моменте начал меня объезжать. Когда ко мне в конце концов возвратилось сознание, я, подоткнув подходящую передачу, стал медлительно его доставать. То была гонка паровых колесных пароходов на Миссисипи. Как в рапидном показе киносъемки, я медлительно, по миллиметру, но все таки объехал его.
На компаньона больно было глядеть. А ведь у него дома нас ожидал накрытый стол – так он был уверен в собственной победе. Но на данный момент посиживал в кювете рядом с брошенным на бок байком и отрешенно говорил сам с собой: «Свечи поменял, зажигание выставил, трамблер новый – «Лукас», подача есть, карбюратор незапятнанный...»
Еще одним «Ариэлем» обладал мастер Подвескаа Валерий Котомин, фаворит СССР в классе 125 см3 в шоссейных гонках и в ледовом спидвее. То уже более современный байк, если мне не изменяет память, 55-го года выпуска. С рамой, у которой маятник был, но он заканчивался удивительно – свечными подвесками. Мотор – с гильзованным дюралевым блоком и прекрасным «пауком» из 4 выхлопных труб по две с каждой стороны, мощностью 52 л.с. Попал он к Валерию из мотомузея городка Серпухова. В музее много было увлекательной двухколесной техники, которую известным Подвескасменам выдавали на длительные испытания. Позже эти Новинки Автопрома в КБ разбирали, осматривали, анализировали, почему они так стремительно и длительно ездят, а поточнее, пробовали осознать, как сделать, чтоб Новинки Автопрома «у нас» выходили лучше, чем «у них». На том все и заканчивалось. Время от времени кому-нибудь, не совершенно прямым методом, усыпив недремлющее око «неподкупных» совдеповских чиновников неплохой взяткой, удавалось вымутить мотик для себя. Котомину это удалось.
Ездил он отвязно. Всегда так ездил – что в гонках, что по улицам. Мне говорил Виктор Ященко, девятикратный фаворит СССР в гонках на грузовых автомобилях: «Как-то раз сдуру я попросил Котомина подвезти меня домой. Как ехали по Москве-то помню смутно. Вот укладывает он собственный «Ариэль» в очередной поворот – за нами длиннющий хвост «бенгальского огня» – от чирканья боковыми подножками об асфальт, точнее тем, что от подножек осталось. Кошу глазом на «смиттовский» спидометр (очень, скажу вам, четкий прибор) – 150 км/ч. Въезжаем в переулок – узкий, еле уместились. На углу пивная палатка. Только и успел увидеть: мужчины рот открыли, чтоб пивка отхлебнуть, да запамятовали, для чего открылиѕ Когда я пришел в себя, говорю: «Валера, переулок не тот – мой проскочили». Он молчком разворачивается, и, когда подлетали к той же пивной палатке, скорость снова была 150. Бедные алкаши! Еще стояли с открытыми ртами, даже не успели пену сдуть...
Валерий жил на Котельнической набережной, это в центре столицы, до окраины – верст пятнадцать, отсюда до Серпухова, куда ездил нередко (делал там моторы) – 100 км. Дорога занимала у Котомина 40 минутѕ Тот байк позднее купил мой товарищ, и мне удалось довольно много на нем поездить. Это была 1-ая «четверка» в моей жизни...
Мне как раз исполнилось восемнадцать в 1958 году, только права получил. В Москве на Пушкинской улице, что параллельно Петровке, у магазина запчастей, где можно было приобрести недостаток на такие Новинки Автопрома как EMW, Simson и AWO (в то время они поступали в СССР по репарации, как в страну, победившую фашизм), я его в первый раз и увидел...
Около магазина, как позволяла длина улицы и ближайших переулков, основалась тогдашняя мототолкучка «номер один». Он подъехал на собственном по-неземному сверкающем Бмв R51SS 1939 года выпуска. С трудом продравшись через массу зевак, я разглядел это волшебство поблизости. Байк был точно лучше нового, поэтому как на заводах Баварии в 1939 году так не делали. Он сиял. То не был сияние блестящей кровати – Бмв светился на солнце как отлично ограненный алмаз, излучал какую-то невздыханную невинность, мягенькую мышиную серость картера и головок мотора. С идеальным вкусом и только там, где необходимо, наложен хром, где нужно – краскаѕ Это позже я вызнал, что весь алюминий был отпескоструен, а темная, зеркальной глубины дюпоновская нитра («синтетики» в те времена не было, а то, где он достал «Дюпон», неизвестно) положена в 12 слоев кистью, с промежной недельной сушкой каждого слоя, вышкуриванием в конце и следующей располировкой. (Как-нибудь об этом нужно бы написать раздельно книжку.)
Сидячий в седле «пятьдесят первой» ни с кем не говорил и не отвечал на всякие дурные вопросы, типа где таковой взял либо «скока заплатил». Человек в седле милостливо позволял себя с байком рассматривать. Он млел, как таракан от дуста, и щурился, как от броского солнца, – пожинал плоды трудов собственных. На таком аппарате имел полное право.
Я сходу сообразил, моего с ним разговора не получится: со мною станут разговаривать лишь на равных. А для этого я должен посиживать на кое-чем схожем.
...Прошел год. Толкучку тут прикрыли (все-же самый центр Москвы), она переехала на Спартаковскую площадь. Вот это было авторитетное толковище! Чего и кого тут только не было! Рабочую неделю я не жил – ожидал субботу с воскресеньем: исключительно в эти деньки работала толкучка. Очень рано уже прогуливался по ее рядам.
Боже мой, какое богачество! Закрученые в промасленную бумагу новые харлеевские цепи, здесь же в желтоватых фирменных коробках поршневые кольца и поршни, новые коленвалы и цилиндры. Поставки техники и запчастей из Америки в СССР по ленд-лизу во время войны, невзирая на стршные бомбежки конвоя кораблей в океане, были постоянными, не то что в следующее мирное время. Для тех, кто не знает: наша доблестная полиция после войны вся «присела» на «Харлеи», и «железа» на их было море. Позже, в 60-х, милиционеры ездили на М-72ѕ Но это совершенно другой рассказ.
Итак, иду по толкучке. Вот мотор от «Цюндаппа» – «четверка»-оппозит, уникальность даже для тех богатых на трофейное «железо» дней. Коляска с приводом от Бмв R75 «Сахара». А вот и сам байк уже в комплекте со собственной известной каской, воздушным фильтром на бензобаке. Пошли ряды британских байков: BSA Gold Star со известными 3-мя ружьями на эмблеме, Norton, Matchless, Ariеl–«пятисотка»...
А это что там – до боли знакомое? Кто-то робко приткнул байк к тротуару, он почему-либо с одной брезентовой (не кожаной) харлеевской сумкой на боку, а на ней через грязь просвечивает: «1942». Ух ты, так это ж по-богатому, обширно раскинувши цилиндры мотора-оппозита, стоял Бмв R66 аж 1939 года выпуска! Продавал его (это я позже вызнал, когда познакомились ближе) Николай Иванович Завадский, ближний родственник известного театрального режиссера. Мотик шел с комплектом новых цилиндров и номинальных поршней с кольцами, к ним еще пара «юзаных», но полностью рабочих клапанных головок. Все совместно это стоило 750 рублей. Я его желал взять здесь же! Но при моей тогдашней заработной плате 90 рѕ Но побеседовали, стукнули по рукам – и я понесся занимать Энциклопедия грузовых автомобилей.В ту ночь мне снился ужас. Мерзкой внешности крез с 800 рублями перебил мою договоренность с Завадским: Николай Иванович, беспокоясь о том, вроде бы не соскочил с крючка этот ненормальный богатей, согласился реализовать Бмв. Байк того не желал – байк грезил стать моим. А поэтому неимоверно мучился: масло перло из всех щелей, он смотрелся как одичавшая, наполовину обглоданная собака, которую не успели доесть...
А вот я уже в тихом дворике на Самотеке*, на лавке под старенькым раскидистым деревом с Алексеем Ильичем Крупениным (помните, тем, что восседал на ослепительном Бмв R51?). Меня приняли, со мною говорят – так как рядом стоит моя «шестьдесят шестая». Он был потрясающим рассказчиком, я – признательным слушателем: открыв рот, всеми порами впитывал каждое его словоѕ. Мне разъясняли, как верно делать байк.
Крупенин обладал некий обезумевшой энергетикой, она практически притягивала к нему людей, при этом людей ему подходящих. К примеру, ищу я на толкучке диск сцепления к собственной «шестьдесят шестой» (шлицы полетели). Месяц ищу, 2-ой – безрезультативно. Стоило ему показаться на Спартаковской, к нему подваливают двое, оба предлагают по новенькому диску. А у него и без того всякого подобного железа много. Но это все семена. Крупенин поведал, каким образом к нему попали два мотора Бмв. Если б я их не лицезрел своими очами, поразмыслил бы, что мне запаривают мозги очередной рождественской сказкой.– Был у меня R71.** Подъезжаю на нем к рынку – за зеленью приехал (в те времена это означало только то, что означало – за петрушкой и укропом). Подходит некто в кителе капитана авиации и гласит: «У меня на аэродроме издавна валяются два мотора с какими-то необычными блестящими головками. Изменяться будешь? Я здесь послушал твой мотор – нравится мне, как он работает, мягко, бесшумноѕ (Еще бы, он же нижнеклапанный!) Махнем?
– Привози – поглядим, – с интонацией абсолютного безразличия отвечает Алексей Ильич. Старенькый зубр сходу сообразил, что ему предлагал капитан.
Скоро во двор въехал «студебеккер» с стальным кузовом, двое солдатиков разгрузили пару совсем новых моторов: один – к Бмв R51, другой – Бмв R66. Крупенин, стараясь унять дрожь в руках, через 15 минут выдернул движок из рамы собственного R71. И все счастливы!
Изумительна судьба этого человека. 17 лет проработал акробатом в цирке, нижним. У Крупенина был трюк, который до сего времени никто не повторил. На лбу он держал перш (другими словами шест), на нем другой акробат – в стойке на одной руке. Алексей Ильич садится на ковер, а позже, раскинув руки, на одной ноге (!!!) подымается. Представляете, какая мощь в его мышцах!.. Но любовь к механике пересилила. У него от природы были не только лишь нечеловеческой силы ноги, но еще золотые руки и совсем, извините, «сучье» терпение. Знали бы, с каким старанием и тщательностью он вылизывал каждый микрон деталей – как та сука собственных новорожденных щенков. Он не мог открыть сезон, пока не был выточен из нержавейки и отполирован последний болт для крепления номерного знака.Какие он делал вещи! (Правда, не бескорыстно, но на данный момент не об этом.) Я, к примеру, дал ему Подвескаивную, с задним маятником серпуховскую раму (одичавшую уникальность в те деньки – их делали в КБ в Серпухове только для Подвескасменов) в обмен на пару карбюраторов, у каких на крышках поплавковых камер было написано: Fischer, Frankfurt am Main.
После проведеной им, Крупениным, реставрации они стали на порядок лучше фирменных. Карбюраторы были из бронзы, с крупенинскими томными, кропотливо притертыми по месту, тоже бронзовыми, но блестящими заслонками, которые прогуливались фактически без всякого зазора в собственных колодцах. Изготовлено на века! Иглы – с углом конуса, величину которого знал только он. А еще распылители, жиклерыѕ Все по высокому уровню! Только установив такие карбюраторы, я сумел так отрегулировать до того момента безрассудные холостые обороты, что когда жизнь мотора, казалось, в правом цилиндре замирала, вопреки логике, через несколько секунд вдруг возрождалась в левом. Оппозитный мотор на малых оборотах величественно, медлительно качал цилиндрами, как ушами. В те годы это было очень стильно (на данный момент произнесли бы – круто). Никакой рамы не жаль за такие карбюраторы!
Крупенин числился личностью, непременно, незаурядной, но нрав у этой личности был не сахар. Ужаснее, чем у меня. Мы ссорились за время нашей дружбы всего два раза, но не общались длительно. В первый раз ссора случилась, когда при очевидцах я его объехал на собственной «66-й». При этом я вез пассажира, и пассажир весил 130 кг. Крупенин на собственном ослепительном Бмв R51SS, о котором по Москве прогуливались легенды, на Рижском мосту отстал от меня на два корпуса байка. Мой «заряженный» мотор выиграл эту дуэль у совершенно изготовленного, но стандартного мотика. Сами задумайтесь, на моем стояли цветки, переточенные из выхлопных волговских клапанов на «всосе» и на выхлопе поперечником 40 мм против его стандартных 36 мм. Отверстия в моих жиклерах были такими, что через их можно было черной ночкой просто рассматривать звезды. И цилиндры моего байка отторцованы на пару мм каждый – под самый тогда крутой 92-й бензин. «Аппетит» у байка – будь здоров, но он и ехал 150 км/ч! Деньком и ночкой, в всякую погоду! И не нужно «ха-ха»! Понимаю, сейчас эта цифра вас не потрясает. Скажу больше, мой сегодняшний «литровый» «джиксер» тоже едет 150 км/чѕ на первой передаче. Но ведь то был 1960 год, тогда и я царил на улицах Москвы.
В тот денек мы расстались, не попрощавшись, и он пропал из моей жизни на целый год. 2-ой раз мы повздорили кое-где в 62-63-м годах из-за ручки газа.
Его товарищу, заслуженному вертолетчику СССР, отец (он служил послом в Австрии) привез байк – 1-ый из послевоенных, новый Бмв R50. Эта «пятисотка» ехала так для себя: помню, я просто «ободрал» ее в туннеле под Маяковской площадью. Но Крупенину в байке больше всего приглянулась «магуровская» ручка газа, и он смог упросить обладателя байка снять ее на пару дней, чтоб снять с нее чертежи.
В КБ, где он работал, инженеры отказались сделать чертежи за настолько маленький срок. Ручка и впрямь была сложной конфигурации, заготовку ее сделали способом четкого литья. Внутренность ее более сложна. Тончайшая цепочка сложным движением по эпюре тянула золотник на два троса. Все это приводилось в движение планетарной шестерней, передовавшей усилие на хвостовикѕ Короче, механизм непростой.
Плюнув на непокладистых инженеров, Крупенин наточил кучу фрез под все радиусы и радиусочки, которые только были у ручки, и снял чертежи с шестерен в одиночку. Больше того, он от себя добавил в конструкцию круговые подшипники (от какого-то авиационного гироскопа) с такими маленькими шариками, что собирал все, пользуясь лупой. Корпус ручки сделал не из какого-то дешевенького силумина, как германская, а по-нашему, по-русски – из бериллиевой бронзы, а после отделки деталь отхромировал.
С этой ручкой Алексей Ильич выиграл на спор не одну бутылку коньякаѕ Как мы останавливались в какой-либо тусовке, здесь же подкатывали знатоки и, естественно, давай крутить ручку. «Что-то она у тебя подозрительно просто оборачивается, – гласит спец, – пустая что ли?» – «Чего ей не вертеться! Мне произнесли, она на подшипниках», – потупив взор, отвечал Крупенин. Когда все отсмеются, спец заявляет: «Я этих ручек перебрал кучу, а ты мне песни поешь про какие-то там подшипники. Сам-то ее разбирал?» – «Да нет». – «Тогда, может, замажем?» – «Ну, давай, – вроде бы нехотя соглашается Алексей Ильич. – Я, правда, предпочитаю армянский. Ты сгоняй за парочкой бутылок, а я пока ручку разберуѕ» Крупенин не спился только поэтому, что не пил вообщем.
Итак вот, как-то у него дома я с нахальством, характерным юности, на голубом глазу брякнул: «Сделай и мне такую же ручку». Что с ним стало! Всегда уравновешенный, он заметался по комнате, затопал, закричал: «Да ты представляешь, сколько стоит мой рабочий денек?! А ты в курсе, что я ее год мастерил»!.. Он еще длительно выл на предмет того, что у него весь цех завален приспособлениями только для одной штамповки и сборки микроскопичной цепочки!.. В конце концов, мне надоело все это слушать, и я безжалостно огрызнулся. «Да за то время, что ты гандобил ручку эту злосчастную, мог бы надфилем картер мотора выпилить из целого кусочка алюминия». После того мы с ним не говорили еще несколько лет.
В стране, до гортани застегнутой в мундир КГБ, – три раза окаянный «железный занавес». Но мы, мотоциклисты, уже тогда знали, что на свете есть кое-что лучше наших долбанных «Ижей». Какая-то малая информация о байках все таки сочилась через ржавье несчастного занавеса...
Два часа ночи, звонок. Вы, небось, вздрогнули бы и потянулись за телефоном? Тогда же не было даже домашнего телефона – звучал звонок дверной: «Собирайся, «Мото-Сайкл» пришел». Прыгаем на Новинки Автопрома, заезжаем за товарищем, знающим британский язык, – и вот уже он с триммером в руках, как сексапильно озабоченный рассматривает жесткое порно, осторожно переворачивает странички. Время от времени удавалось выпросить, выменять либо просто купить страничку с понравившейся статьей. Тогда на моей стенке в 4-метровой комнате и возникало изображение новинки с растленного Запада... Чуток позднее, уже в 70-х, прибегали к другому варианту. Представьте, научно-техническая библиотека, безо всякой рекламы и вывески она затерялась в большом древнем доме, как раз напротив Сандуновских бань.
Разработка «работы» с журнальчиком ординарна как орешек. Для начала необходимо было молчком попросить (проще – украсть) всего один журнальчик. Как правило это происходило раз за месяц по так именуемым открытым денькам, когда все журнальчики раскладывали на столах – выбираешь хоть какой и по-тихомуѕ В будни просишь подписку за год, выдергиваешь понравившийся журнальчик, на его место кладешь прочитанный. Девушка-библиотекарь пересчитывает журнальчики, их, как положено, двенадцать. Она уносит подписку в архив, я новый журнальчик – домой... Да простят меня служительницы библиотеки: я ведь позже возвратил все журнальчики после того, как прочел их дома, не спеша...
В одном из их увидел Бмв с фронтальной маятниковой вилкой – и захворал. Почему такую же вилку не сделать здесь, у нас! Способности были, и не малые – в те времена в стране еще не всех мастеров и профессионалов передушили.
Мой компаньон работал в авиационной туполевской фирме. В ней можно было и черта сделать, не то что вилку. Но как этого черта вынести через проходную? Мы с дружком разработали чертежи маятника с таким расчетом, чтоб, когда его изготовим, можно было упрятать под одежкой: маятник был должен разбираться на маленькие Ремонт и эксплуатация. Такие металлоискатели, какие есть на данный момент – те, что сканируют во весь рост – не существовали, «рентгеном» работали только тетки-вахтершиѕ Чтоб сконструировать вилку, сделали мощнейший стапель, в нем сварили маятник из хромансилиевых труб 30ХГСА, позже, не снимая его со стапеля, в печи сняли напряжение металла (восстановили) и только после того, разобрав по частям, вынесли маятник с заводаѕ Согрешили, было. Но не против людей – против античеловеческих порядков, установленных по эту сторону «железного занавеса». Никто не мог творить – ни те, кто, как мы, работал с «железом», ни те, кто работал кистями либо резцами. Жить «иначе» означало шаг в сторону, за который – экзекуция. Грешить приходилось – «занавес» вынуждал.
ѕСейчас уже меня, как когда-то Крупенина, ожидала масса на толкучке. Она, кстати, снова переехала – в Останкино. Сейчас уже я надменно отворачивался от местного «сказочника Андерсена». Тот лупил себя кулаком в костистую грудь и выл – дескать, у 1-го деда в недалекой деревне в сарае стоит вточности такой же, да нет, даже лучше – новый, в ящике, в масле, только-только нужно отмыть куриный пометѕ Я таких балагуров научился «лечить». Это просто: как тот заткнется, я указываю на заднее седло – садись, мол, проедемся до той деревни. Он сходу начинает крючиться, как будто ему в пятую точку сыпанули патефонных иголок – дескать, на данный момент не могу, малыши ожидают, и каша на плитеѕ И под гогот толпы растворялся в толчееѕ А те, что оставались, благоговейно трогали байк, меряли и зарисовывали мою гордость – фронтальный маятник: все желали таковой же.
Произошел и смешный случай с одним из таких самопальных маятников (собственный я легитимно считал фирменным), который чуть ли не окончился катастрофически. Мой приятель-таксист приехал в Останкино на машине с шашечками присмотреть для себя байк. Достойный, как казалось с первого взора, аппарат стоял в ряду других: с большущим оппозитом М-75 (существовали такие наши Подвескаивные моторы с очень прекрасными головками, а-ля R75) в мягенькой раме и, что самое главное, с фронтальным маятником. Тот маятник и стал решающим аргументом для моего компаньона в пользу покупки.
Осталось машинку опробовать. Ранее торговцы на рынке решались на «тест-драйв» проще, так как так, как на данный момент, Новинки Автопрома не «перли». Ключ в замок, несколько ударов ногой по кику иѕ Я поздно спохватился: когда байк уже отъезжал, я проф взором (сколько этих байков переработал!) увидел, что колеса не в одной плоскости. Я свистнул – но компаньон был уже далековато...
Одинокое такси стояло на издавна опустевшей толкучке, а его владелец все не ворачивался... Байк мы отыскали километра за три, прислоненным к фонарному столбу. К нему уже ворачивался, слава богу, живой, но с руками, перебинтованными по самые плечи, мой компаньон. На его лицо лучше было не глядеть – оно стало неузнаваемымѕ Но хоть в чем либо ему должно было в сей день повезти. И ведь подфартило: он ляпнулся как раз напротив головного входа в поликлинику. Я мог бы и не спрашивать, что случилось – он сам произнес: раскидало на 100 20: «Не «стоит» на дороге ни хрена этот маятник, мама его...»
Но это еще не все. Ему предстояло отогнать машину в парк, а обе руки не гнулись, болели и кровоточили. Я сел за руль, довел машину до парка. «Ты только перед воротами ее ровно поставь, – просил он, – я отожму сцепление, ты воткнешь передачу и уходи – далее сам. А то у нас строго»ѕ Из-за угла я следил картину: вышел «вратарь», заглянул в водительское окно и еще длительно прогуливался вокруг автомобиля. Позже вроде бы сам для себя гласит: «Пятнадцать лет стою на воротах, всякого повидал, но чтоб вот так – машина цела, а шофер на осколки – вижу впервые...»
Самый достойный из послевоенных байков, на котором я проехался, был британский «литровый» «Ариэль». Я его сам товарищу и сосватал. На свою голову. Байк достаточно длительно принадлежал одному из личных сторожей Берии. Большой, видать, был любитель. Не стану вдаваться в подробности, но когда мой компаньон заехал на нем ко мне во двор, я сообразил, что сделал роковую ошибку: похоже, думаю, мое приемущество на улицах Москвы кончилось. Байк смотрелся классно: темный, большой, с коляской-качалкой и на «сухой» раме. Но мотор!...
Сумрачная «квадрочетверка», с воздушным остыванием! Другими словами 4-х цилиндровый мотор с расположением цилиндров два впереди и два сзади в одном металлическом блоке. Денек был не горячий, но на огнедышащий мотор, где пара задних поршней выдавали жару не меньше, чем мартеновская печь, жутко было глядеть. Если на него плюнуть, то до ребер цилиндров ничего не долетало.
И вот что я слышу: мой дружок в предвкушении реванша за многолетние проигрыши в заездах, хищно усмехнувшись, заявил: «Сейчас отцеплю коляску – и айда на шоссе!»
Стартуем. 1-ая, 2-ая, 3-яѕ Ничего подобного со мной не бывало ни до, ни после. Из-за стршного воя «четверки» (мы выехали, само собой, без шлемов) я впал в полную прострацию и напрочь запамятовал про четвертую передачу – и «Ариэль» на собственном классном моменте начал меня объезжать. Когда ко мне в конце концов возвратилось сознание, я, подоткнув подходящую передачу, стал медлительно его доставать. То была гонка паровых колесных пароходов на Миссисипи. Как в рапидном показе киносъемки, я медлительно, по миллиметру, но все таки объехал его.
На компаньона больно было глядеть. А ведь у него дома нас ожидал накрытый стол – так он был уверен в собственной победе. Но на данный момент посиживал в кювете рядом с брошенным на бок байком и отрешенно говорил сам с собой: «Свечи поменял, зажигание выставил, трамблер новый – «Лукас», подача есть, карбюратор незапятнанный...»
Еще одним «Ариэлем» обладал мастер Подвескаа Валерий Котомин, фаворит СССР в классе 125 см3 в шоссейных гонках и в ледовом спидвее. То уже более современный байк, если мне не изменяет память, 55-го года выпуска. С рамой, у которой маятник был, но он заканчивался удивительно – свечными подвесками. Мотор – с гильзованным дюралевым блоком и прекрасным «пауком» из 4 выхлопных труб по две с каждой стороны, мощностью 52 л.с. Попал он к Валерию из мотомузея городка Серпухова. В музее много было увлекательной двухколесной техники, которую известным Подвескасменам выдавали на длительные испытания. Позже эти Новинки Автопрома в КБ разбирали, осматривали, анализировали, почему они так стремительно и длительно ездят, а поточнее, пробовали осознать, как сделать, чтоб Новинки Автопрома «у нас» выходили лучше, чем «у них». На том все и заканчивалось. Время от времени кому-нибудь, не совершенно прямым методом, усыпив недремлющее око «неподкупных» совдеповских чиновников неплохой взяткой, удавалось вымутить мотик для себя. Котомину это удалось.
Ездил он отвязно. Всегда так ездил – что в гонках, что по улицам. Мне говорил Виктор Ященко, девятикратный фаворит СССР в гонках на грузовых автомобилях: «Как-то раз сдуру я попросил Котомина подвезти меня домой. Как ехали по Москве-то помню смутно. Вот укладывает он собственный «Ариэль» в очередной поворот – за нами длиннющий хвост «бенгальского огня» – от чирканья боковыми подножками об асфальт, точнее тем, что от подножек осталось. Кошу глазом на «смиттовский» спидометр (очень, скажу вам, четкий прибор) – 150 км/ч. Въезжаем в переулок – узкий, еле уместились. На углу пивная палатка. Только и успел увидеть: мужчины рот открыли, чтоб пивка отхлебнуть, да запамятовали, для чего открылиѕ Когда я пришел в себя, говорю: «Валера, переулок не тот – мой проскочили». Он молчком разворачивается, и, когда подлетали к той же пивной палатке, скорость снова была 150. Бедные алкаши! Еще стояли с открытыми ртами, даже не успели пену сдуть...
Валерий жил на Котельнической набережной, это в центре столицы, до окраины – верст пятнадцать, отсюда до Серпухова, куда ездил нередко (делал там моторы) – 100 км. Дорога занимала у Котомина 40 минутѕ Тот байк позднее купил мой товарищ, и мне удалось довольно много на нем поездить. Это была 1-ая «четверка» в моей жизни...