В ПЛЕН - НА БУКСИРЕ
В ПЛЕН - НА БУКСИРЕ
МЫ И АВТОМОБИЛЬ
Денек ПОБЕДЫ
В ПЛЕН - НА БУКСИРЕ
Эпизод былой войны припомнился водителю в ситуации полностью обыденной...
Аркадий КОЗЛОВ.
Набросок Александра Краснова
"Запорожец" посиживал серьезно, на брюхе; оба задних колеса беспомощно повисли в воздухе. Стали цеплять трос. Шофер смущенно улыбался, беспрерывно извиняясь и щуря близорукие глаза, бестолково пробовал посодействовать. В конце концов мы сели в собственный "Москвич". Дернули раз, другой... "Запорожец" выкатился из водянистой глины и обрел почву под колесами. Трос был отцеплен, и мы поехали далее.
Гриша, наш шофер, вдруг заговорил. Вообще-то он молчун, но здесь случай особенный: навеял мемуары. Он заговорил, забавно крутя баранку собственного "403-го" "Москвича" и поминутно оглядываясь на нас.
Было это в 40 первом. Под Москвой, на Каширском шоссе. Зима уж подходила, морозцы начали ударять. Отдали приказ нам поутру штурмовать немца. Танки Гудериана. Подъем раным-рано, машины заводить. Но к утру похолодало, и с запуском моторов начались трудности. Снова же солярка подмерзла. В общем, тронулись не все. Уж сколько есть. Приказ есть приказ, наступать нужно! Пошли вперед. Да не тут-то было. Захлебнулась атака наша. Немцы неплохую позицию заняли, ну и танков у их на нашем участке тоже хватало. Словом, начали пятиться, отходить. Здесь по нашей "тридцатьчетверке" ка-ак шандарахнет! Руки-ноги сперва проверил - на месте. Глаза вроде тоже лицезреют, только шум в ушах. Все живые, пронесло! Далее, но, сообразили, что бед наделал-таки шальной снаряд. Танк крутнулся на месте и застыл, стволом к противнику. Или каток разбило, или гусеницу порвало. Что делать? Засунул командиру тряпку, всю в масле и в соляре - как у того, с "Запорожцем". Только поболе будет она. Командир лючок собственный приоткрыл, тряпку на моторный отдел бросил. Ну, поджег ее сначала, само собою. Тряпка дымит, мол, танк наш подбит, а мы сидим снутри ни живые ни мертвы. Вдруг германец не клюнет на нашу уловку и на всякий случай по нам из пушки пальнет? Мишень, одно слово. Но просидели так до вечера. Как раз на нейтральной полосе оказались, впереди - германец, сзади - наши. До немца рядом совершенно, метров 100, а может, и меньше. До наших - далее.
Зимой денек маленький, вскорости и стемнело. Вылез я тихонечко наружу, осторожненько огляделся. Вроде тихо. Под танк заглядываю - ничего ужасного, гусеницу перебило. Траки и пальцы всегда с собой, и кувалда имеется. Ну, и все другое соответственно. Но как ночкой, да еще под носом у противника гусеницу чинить? Но сподобились все таки, надели на место. В кромешной мгле, на ощупь, да с матюками шепотом. Руки снова же зябнут шибко, железо-то оно прохладное! Залезли вовнутрь, согрелись чуть. Командир гласит: давай, дескать, Гришутка! С Богом! Крутанулся стартер - бодренько так начал, да вдруг скис! И больше не проворачивает. Вот он, мороз-то какие шуточки вытворяет. Здесь я ужаснулся. Что делать? Танк кинуть нельзя: все в ажуре, на ходу. Выяснит начальство - по головке не погладят! Заряжающего командир к своим выслал, для связи, да только не возвратился он. Так до утра и прождали его. Одна надежда была - что наши опять вперед пойдут. Но - не пошли...
Поутру постреливать начали. И те, и другие. Слышу - по броне пули зацокали: из пулемета прицельно лупят. Инспектируют, что ли? Тряпка уж издавна к тому времени дымить закончила, дак мы вторую подкинули, перед самым восходом. А она, видать, потухла. Словом, сидим мы, с жизнью прощаемся. Молча, означает, сидим. Как будто убитые все. Вдруг да пронесет?
Командир в перископ посматривает осторожненько. И вдруг гласит: "Елы-палы, да они нас упереть собрались!" Немцы-то что замыслили: танк наш буксиром зацепить, да к для себя и перетащить. Им за это отпуск давали в заслугу. За "тридцатьчетверку" и за КВ. Подкатил ихний Т-III к нам, прямо вплотную. Трос зацепили. А мы сидим, молчим, только пули по броне цвиркают. Снаряд бронебойный, но, зарядили. Ну, на всякий пожарный. Поднапрягся ихний танк, потянул...
Дак ведь и я тоже не лыком шит - скорость врубил. Но все таки сдвинул он нас и потащил. В плен, означает, к германцам. Вот здесь нам и подфартило: движок-то возьми да заведись! Я с ходу заднюю врубаю! Что здесь началось... Мы на себя тянем, германец - на себя, только снег с землей вперемешку летит! А выстрелить нет никакой способности: очень уж близко танки друг к другу были - лобовой броней стукались.
У немца, знамо дело, движок бензиновый. Вроде как с самолета даже. Сил в нем - немерено. Но снова же, обороты необходимы такому движку. А у нас - дизель, ему плевать, какие там обороты - один черт, вытянет. Вот и вышло: как вцепились оба танка в землю, у моторов обороты и свалились. А мой-то, мой-то тянет! Дизель все-же. Так мы этого немца незадачливого на свою местность и перетянули. Трос тоже крепкий оказался, не разорвался. А по другому - кто знает, чем бы все это кончилось. Вот буксир-то мне что напомнил.
Всю остальную дорогу он молчал, задумавшись о кое-чем о собственном...

МЫ И АВТОМОБИЛЬ
Денек ПОБЕДЫ
В ПЛЕН - НА БУКСИРЕ
Эпизод былой войны припомнился водителю в ситуации полностью обыденной...
Аркадий КОЗЛОВ.
Набросок Александра Краснова
"Запорожец" посиживал серьезно, на брюхе; оба задних колеса беспомощно повисли в воздухе. Стали цеплять трос. Шофер смущенно улыбался, беспрерывно извиняясь и щуря близорукие глаза, бестолково пробовал посодействовать. В конце концов мы сели в собственный "Москвич". Дернули раз, другой... "Запорожец" выкатился из водянистой глины и обрел почву под колесами. Трос был отцеплен, и мы поехали далее.
Гриша, наш шофер, вдруг заговорил. Вообще-то он молчун, но здесь случай особенный: навеял мемуары. Он заговорил, забавно крутя баранку собственного "403-го" "Москвича" и поминутно оглядываясь на нас.
Было это в 40 первом. Под Москвой, на Каширском шоссе. Зима уж подходила, морозцы начали ударять. Отдали приказ нам поутру штурмовать немца. Танки Гудериана. Подъем раным-рано, машины заводить. Но к утру похолодало, и с запуском моторов начались трудности. Снова же солярка подмерзла. В общем, тронулись не все. Уж сколько есть. Приказ есть приказ, наступать нужно! Пошли вперед. Да не тут-то было. Захлебнулась атака наша. Немцы неплохую позицию заняли, ну и танков у их на нашем участке тоже хватало. Словом, начали пятиться, отходить. Здесь по нашей "тридцатьчетверке" ка-ак шандарахнет! Руки-ноги сперва проверил - на месте. Глаза вроде тоже лицезреют, только шум в ушах. Все живые, пронесло! Далее, но, сообразили, что бед наделал-таки шальной снаряд. Танк крутнулся на месте и застыл, стволом к противнику. Или каток разбило, или гусеницу порвало. Что делать? Засунул командиру тряпку, всю в масле и в соляре - как у того, с "Запорожцем". Только поболе будет она. Командир лючок собственный приоткрыл, тряпку на моторный отдел бросил. Ну, поджег ее сначала, само собою. Тряпка дымит, мол, танк наш подбит, а мы сидим снутри ни живые ни мертвы. Вдруг германец не клюнет на нашу уловку и на всякий случай по нам из пушки пальнет? Мишень, одно слово. Но просидели так до вечера. Как раз на нейтральной полосе оказались, впереди - германец, сзади - наши. До немца рядом совершенно, метров 100, а может, и меньше. До наших - далее.
Зимой денек маленький, вскорости и стемнело. Вылез я тихонечко наружу, осторожненько огляделся. Вроде тихо. Под танк заглядываю - ничего ужасного, гусеницу перебило. Траки и пальцы всегда с собой, и кувалда имеется. Ну, и все другое соответственно. Но как ночкой, да еще под носом у противника гусеницу чинить? Но сподобились все таки, надели на место. В кромешной мгле, на ощупь, да с матюками шепотом. Руки снова же зябнут шибко, железо-то оно прохладное! Залезли вовнутрь, согрелись чуть. Командир гласит: давай, дескать, Гришутка! С Богом! Крутанулся стартер - бодренько так начал, да вдруг скис! И больше не проворачивает. Вот он, мороз-то какие шуточки вытворяет. Здесь я ужаснулся. Что делать? Танк кинуть нельзя: все в ажуре, на ходу. Выяснит начальство - по головке не погладят! Заряжающего командир к своим выслал, для связи, да только не возвратился он. Так до утра и прождали его. Одна надежда была - что наши опять вперед пойдут. Но - не пошли...
Поутру постреливать начали. И те, и другие. Слышу - по броне пули зацокали: из пулемета прицельно лупят. Инспектируют, что ли? Тряпка уж издавна к тому времени дымить закончила, дак мы вторую подкинули, перед самым восходом. А она, видать, потухла. Словом, сидим мы, с жизнью прощаемся. Молча, означает, сидим. Как будто убитые все. Вдруг да пронесет?
Командир в перископ посматривает осторожненько. И вдруг гласит: "Елы-палы, да они нас упереть собрались!" Немцы-то что замыслили: танк наш буксиром зацепить, да к для себя и перетащить. Им за это отпуск давали в заслугу. За "тридцатьчетверку" и за КВ. Подкатил ихний Т-III к нам, прямо вплотную. Трос зацепили. А мы сидим, молчим, только пули по броне цвиркают. Снаряд бронебойный, но, зарядили. Ну, на всякий пожарный. Поднапрягся ихний танк, потянул...
Дак ведь и я тоже не лыком шит - скорость врубил. Но все таки сдвинул он нас и потащил. В плен, означает, к германцам. Вот здесь нам и подфартило: движок-то возьми да заведись! Я с ходу заднюю врубаю! Что здесь началось... Мы на себя тянем, германец - на себя, только снег с землей вперемешку летит! А выстрелить нет никакой способности: очень уж близко танки друг к другу были - лобовой броней стукались.
У немца, знамо дело, движок бензиновый. Вроде как с самолета даже. Сил в нем - немерено. Но снова же, обороты необходимы такому движку. А у нас - дизель, ему плевать, какие там обороты - один черт, вытянет. Вот и вышло: как вцепились оба танка в землю, у моторов обороты и свалились. А мой-то, мой-то тянет! Дизель все-же. Так мы этого немца незадачливого на свою местность и перетянули. Трос тоже крепкий оказался, не разорвался. А по другому - кто знает, чем бы все это кончилось. Вот буксир-то мне что напомнил.
Всю остальную дорогу он молчал, задумавшись о кое-чем о собственном...
